Ученый не должен голодать

Анжела Асатурова (ВНИИ биологической защиты растений) о том, как идеи превращаются в бизнес.

Почему не стоит разделять науку прикладную и академическую и умеют ли наши ученые превращать исследования в реальный продукт, «АиФ-Юг» рассказала Анжела Асатурова, завлабораторией [ныне врио директора] Всероссийского НИИ биологической защиты растений.

 

Недавно проект лаборатории Анжелы Асатуровой «Мануфактура зеленых технологий» занял второе место на крупнейшем в России и Восточной Европе стартап-акселераторе GenerationS и получил больше пяти млн рублей на развитие. До этого технология создания биопрепаратов для защиты растений стала лучшей в категории «агробиотехнологии и продукты питания».

«Смысл стартап-акселератора в том, что на какое-то время абсолютно погружаешься в собственный проект вместе с экспертами из разных областей: предпринимателями, инвесторами, юристами, экономистами, экспертами по интеллектуальной собственности, аграриями, — рассказывает Анжела Асатурова. — Ведь разработчик видит свой проект под одним углом, а когда смотрят люди из других областей, то свежий взгляд может перевернуть представление».

По словам завлабораторией, бывало, что во время «прокачки» стартаперы сами понимали бесперспективность идеи и бросали ее. Лаборатория же от планов не отказалась, зато узнала, на что бросить все силы и как структурировать работу, чтобы научная разработка превратилась в реальный продукт. И плюс связи, куда без них, — даже сейчас можно задать вопрос экспертам или коллегам из других городов, и они ответят. Как минимум подскажут, к кому обратиться.

Кстати

Стартап — это интересная идея, у которой есть шансы превратиться в серьезный бизнес; акселератор — ускоритель. Проще говоря, во время таких учебных программ эксперты оценивают лучшие идеи страны, учат их авторов всему, что знают сами, а лучшим выделяют инвестиции на развитие. Авторы идей проходят даже не обучение в привычном смысле, а «прокачку».

Лечение бактериями

Анжела Михайловна, Эйнштейн говорил: «Если вы что-то не можете объяснить 6-летнему ребенку, вы сами этого не понимаете». Можете сказать простыми словами, чем занимаетесь Вы?

— Мы разрабатываем биопрепараты для защиты растений. Растения, как и люди, болеют — и им, так же, как и нам, нужны лекарства. Препараты для защиты растений условно можно разделить на химические, биологические и удобрения. Мы разрабатываем именно биологические — альтернативу химическим пестицидам. Микробиологические препараты делают для ветеринарии и растениеводства — на основе дрожжей, бактерий, грибов. Действующей основой в них могут быть и сами живые микроорганизмы, и соединения, которые они синтезируют. В итоге микроорганизм, как маленькая фабрика, влияет на ту или иную болезнь.

— То есть эти средства позволяют отказаться от химических пестицидов? Почему же их не используют все?

— Нельзя сказать, что биологические препараты лучше химических — это как выяснять, какой цвет лучше: красный или зеленый. Вопрос надо ставить так — что вам больше подходит? У химических и биологических препаратов разное назначение, специфика, механизмы действия. Химические содержат конкретные вещества и соединения, которые бьют четко в мишень и убивают саму болезнь или другой вредный объект. Да, эффект будет хорошим, но есть и недостатки — со временем у возбудителя болезни вырабатывается устойчивость. Через 5-7 лет «химия» работает намного хуже.Цель химического препарата — ликвидировать вредоносный объект, а назначение биологического — снизить вредоносность и контролировать численность. Когда в экосистеме: поле, саду, дачном участке — возбудители болезней есть, но находятся в таком количестве, что не вредят. Основа биопрепарата, как правило, — живой организм, который контролирует численность вредоносного объекта с целью установления равновесия — это один из основных принципов биологической защиты растений.

— Это единственное отличие?

— Нет, конечно, в любом случае химические препараты токсичны, они несут нагрузку на почву, воду. И третье — химические препараты дороже биологических, и это большая проблема для производителей, ведь чтобы вырастить хороший урожай тех же яблок, за сезон необходимо произвести не менее 15 обработок.А в России эта проблема стоит острее, потому что 95% химических средств защиты растений зарубежного производства. Порой к нам обращаются хозяйства, которым, честно сказать, все равно на экологию — главное снизить затраты. И средства биозащиты растений могут это обеспечить. Хотя в стране биопрепаратами обрабатывают не больше 3-5 процентов сельскохозяйственных площадей.

Досье

Анжела Михайловна Асатурова, кандидат биологических наук, окончила биологический факультет Кубанского государственного университета, учебно-научный биотехнологический центр Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Автор более 50 научных публикаций, 3 патентов и 2 ноу-хау. Член Координационного совета по делам молодежи в научной и образовательной сферах при Совете при Президенте Российской Федерации по науке и образованию, член Ученого совета ВНИИ биологической защиты растений.

Черная материя

— Вернемся от практики к теории — как вы оказались в науке?
— В моем случае больше путь выбирал меня, нежели я его. Мне всегда была интересна биология, я окончила медико-биологический класс, поступила на биологический факультет. После него совершенно случайно попала во ВНИИ масличных культур, один из мотивов — бесплатная аспирантура, 7 лет проработала в лаборатории биометодов, стажировалась в МГУ. А потом было предложение ВНИИ биологической защиты растений, которое я посчитала самым подходящим, — заниматься разработкой средств защиты растений, на мой взгляд, надо в профильном институте.

Лабораторию создавали с нуля — сначала не было ничего: ни помещений, ни оборудования, ни людей, только цель и всяческое содействие администрации института. Это дорогой для нас проект — не в плане денег, а потому что привлекать молодые кадры, учить их, организовывать пространство, подбирать оборудование, с одной стороны, невероятно сложно, с другой — невероятно интересно. Это своеобразный вызов. И главное — мы могли выстроить все с нуля так, как считаем нужным.

Да, отечественную науку часто критикуют за то, что работает для себя, а не для экономики. Но выстраивание плана исследования кардинально меняется, когда конечная цель — не наука ради науки, а четкая цель, что это технология должна быть не только эффективной, но и работать на рынке. То, что мы делаем, должно работать — тогда и скорость разработки, и методический подход, и кадры меняются принципиально.

— То есть когда наука становится прикладной, с помощью которой решаются конкретные задачи, меняются и подходы?

— На мой взгляд, деление науки на фундаментальную и прикладную, академическую и неакадемическую весьма условно — все это один цикл научного знания. В любой области — от ядерных исследований до изучения хоботков бабочек — все начинается с интереса ученого и фундаментальных исследований. А дальше границ нет — есть направления, которые семь лет назад казались нам исключительно фундаментальными, но сейчас мы понимаем, что все это прекрасно адаптируется под конкретные задачи. Конечно, на начальном этапе ученому просто интересно — когда он будто тычет пальцем в неизведанное, в черную материю: не попал — надо попробовать еще, попал — хорошо.

— И как вы ищете сотрудников — сами по институтам ходите, или они к вам?

— И то, и другое, и сарафанное радио работает — 40% сотрудников привели те, кто уже работает у нас. Для нас это хороший знак — в плохое место, наверное, не приглашают. К нам приходят ребята с мозгами и с руками — некоторые стажировались в западных компаниях, работали в фирмах по продаже средств защиты растений, а это редкое явление, когда люди из бизнес-сферы приходят в науку. У нас всегда немало практикантов из вузов, преподаватели нас знают, стараются отправлять лучших — здесь нет халявы, но студенты понимают, что они будут заниматься серьезными разработками, а не мыть посуду и перекладывать бумажки. С посредственными специалистами нельзя делать высокотехнологичный проект, а выпускников выше среднего уровня, тем более готовых изначально работать в науке за скромные деньги, немного.

— С 90-х годов мы постоянно слышим об утечке мозгов, вы занимаетесь перспективным направлением — не предлагали делать то же самое за рубежом?

— У меня дважды был выбор. Первый — работать за рубежом. Второй — в той же сфере, но внутри крупной компании — даже у нас в крае много мировых фирм, в которых можно заниматься научными исследованиями под их брендом. Но выбор сделан, не могу сказать, что когда мы создавали лабораторию, я не сомневалась. Но мне важно знать: то, чем я занимаюсь, на самом деле работает и кому-то нужно. Если честно, если бы я понимала, что все разработки в виде красивых отчетов ложатся в стол, то не работала бы даже за большие деньги. И это ни в коем случае не альтруизм — с историями про то, что ученый должен быть полуголодным, чтобы хорошо думать, я совершенно не согласна — как биолог понимаю, когда человек хочет есть, он будет думать только об одном. Человек, который любит свою работу, выполняет ее качественнее, а за качество нужно платить, и точка.